Страстотерпцы - Страница 84

Двое стрельцов подхватили Аввакума под руки. Садов накинул протопопу на голову епанчу — и от монахов, знать, хотели скрыть, кого им привезли.

Скоро Салов вернулся, взяли под руки Фёдора. Епанчи для расстриженного дьякона не нашлось, рогожу на голову напялили.

Думал, казнить ведут, но кинули в пустую тёмную башню, бойницы глиной замазаны.

Никиту ввели в монастырь последним, и ему отдельная палата.

Аввакуму досталась худшая, холодная, над монастырским ледником.

Были протопоп, поп, дьякон, стали ровней — страстотерпцами.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

1

Полуголова Григорий Осипович Салов остался караулить узников. К Аввакуму приходил на ночь глядя, проверял, не исчез ли расстрига. Спрашивал:

— Всё поёшь, батька?

— Пою.

— Неужто Евангелие наизусть знаешь?

— Двадцать два года, чай, в попах. Два года дьяконствовал, с малых лет при церкви, батюшке своему помогал служить, старшим братьям.

— Потомственный попович.

— Природный.

— А что же сыновья твои не служат?

— Сыновья по ссылкам со мною мыкаются. Негде было им служить, некому было поставить в священники. Да и церкви ныне нет. Отняли.

Григорий Осипович нахмурился.

— Тебя и слушать-то страшно. Опасный ты человек.

— Опасный. Правду говорю, не вру.

— Дети твои вокруг монастыря шастают. Поймаю — на цепь посажу.

— Выпусти меня, скажу им, чтоб не приходили.

— Если я тебя выпущу, на твоё место сяду. Смирился бы ты, протопоп.

— Зачем ты меня протопопом зовёшь?

— Смиришься, снова станешь протопопом.

— Да рассекут плоть мою, разбросают по холмам на потребность зверям земным, птицам небесным, да сокрушат кости мои, истребят моё сердце — не изменю Исусу Христу.

— Бог на небе! Другие-то послушны царю и живут не тужат. Не пошлёт Господь всех-то в ад. Бог милостив.

— Бог милостив, да не все Его, света дивного, любят.

— Ну, ладно, сиди! — вздохнул полуголова. — Щей-то хоть давали тебе нынче?

— Вчера давали.

— Завтра ради праздника, может, и каши тебе дадут. Большой грядёт праздник.

— Большой. Вознесение Господне.

— «Величай, душа моя, вознесшагося от земли на небо Христа Жизнодавца», — взрокотнул Григорий Осипович. — Я, батька, тоже люблю попеть... Не был бы поперечным, вместе, бы попели.

Притворно вздохнул, пошёл из тюремной палаты вон.

Темнёхонька была Аввакумова палата, окна заложены, на полу не токмо сидеть, стоять — ногам холодно. Спасибо полуголове, приказал соломы постелить.

Вознесение пришлось на 24 мая, на Симеона Столпника, на Дивной горе спасавшегося. Подремав перед всенощной, в полночь начал Аввакум служить Господу. Читал на память утреннее Евангелие, от Марка:

— «Воскреснув рано в первый день недели, Исус явился сперва Марии Магдалине, из которой изгнал семь бесов. Она пошла и возвестила бывшим с Ним, плачущим и рыдающим, но они, услышав, что Он жив и она видела Его, — не поверили...»

И от Луки читал:

— «Когда они говорили о сём, Сам Исус стал посреди них и сказал им: мир вам. Они, смутившись и испугавшись, подумали, что видят духа. Но Он сказал им: что смущаетесь и для чего такие мысли входят в сердца ваши? Посмотрите на руки Мои и на ноги Мои: это Я Сам; осяжите Меня и рассмотрите; ибо дух плоти и костей не имеет, как видите у Меня. И сказав это, показал им руки и ноги...»

Произнося слова, родные с малых лет, Аввакум увидел близ себя, по правую руку, ангела-хранителя.

Белые, напоенные светом крылья, одежды белые, как луна, светло светящийся лик, очи, проходящие через плоть к душе.

Не было укора в глазах хранителя. Ангел с улыбкою внимал слову Евангелия. Возрадовался Аввакум слушателю, приступил к чтению «Деяний» святых апостолов: «И, собрав их, Он повелел им: не отлучайтесь из Иерусалима, но ждите обещанного от отца, о чём вы слышали от Меня, ибо Иоанн крестил водою, а вы, через несколько дней после сего, будете крещены Духом Святым...»

И увидел Аввакум: стены темницы развеялись, как мрак от зари, и не стало чёрного потолка над головой, но всклубились сияющие облака, и на облаках предстала Богородица и тоже слушала чтение его. И он читал, вдохновенный о вдохновенном, и прозрел. Исус Христос со святою силою Своей явился на облаках, и не стало ночи, пределов, даже неба, а был свет от сил Господних и был Господь. И рек Исус Аввакуму:

— Не бойся, аз есмь с тобою.

— Слава Тебе, Господи! — закричал Аввакум.

Пал на землю и лежал ниц, покуда не вернулись стены и потолок на свои места.

Тогда поднялся Аввакум на ноги и, проливая слёзы любви, отслужил утреню. Заснул под утро, блаженный от ликования души.

Разбудила стража.

— Велено глаз с тебя не спускать! — объявил стрелец и остался с ним, запертый, как и он, снаружи, а стражу от дверей, от закладенных окон не убрали.

Днём другой стрелец принёс обед: уху, судака целиком, варёного, хлеба, луку, щепоть соли. Остался с узником, поменяв товарища.

— Еды стало больше, но и строгость удвоилась! Чего ради? — спросил Аввакум. — Удавить, что ли, собираются?

— Не ведаю, батька! — ответил стрелец. — Велико у тебя терпение.

— Да ведь и награда великая!

Рассказал о ночном видении. Затрепетал тюремный страж перед горемыкой-свдельцем.

— Стерегу тебя, батька, а сам наказания от Бога боюсь. Кладу крест по-новому, а по спине мурашки бегают: спасаюсь али гублю душу свою? Не нужно ли тебе чего, батька?