Страстотерпцы - Страница 106

К оглавлению

106

Шушерин отвечал уклончиво, запирался, нёс глупости, валял дурака.

   — Никона ты не спас, а себя погубил! — сказал ему в сердцах Алексей Михайлович.

Дементий Башмаков тотчас прочитал заготовленный указ: три года тюрьмы, десять лет ссылки в Новгород.

   — Коли поумнеешь, указ в печь пойдёт, — сказал начальник Приказа тайных дел.

   — Не жги. Уж больно написано красиво, — юродствовал Шушерин. — Святейший терпеть велел, так я потерплю.

   — Потерпишь, куда денешься! — Башмаков глянул на ката.

   — Перепороть! Всех ослушников перепороть! — сжал кулаки Алексей Михайлович.

Шушерина кинули на лавку.

   — Не трогайте вы его! Слышь, Дементий!.. Хороший слуга. Жалко, не мне служит.

22


Проснулся великий государь, как в люльке. Солнце ласковое, в теле радость, в душе веселие.

Позвал постельничих одеваться.

Была суббота 1 декабря. Помолился, выпил взварцу ради поста, скушал сухарь.

Когда пришёл в Столовую палату, митрополиты Питирим Новгородский и Павел Сарский принесли и поставили перед царём ящик, украшенный раковинами, а в ящике лежали два свитка под серебряным атласом. Ответы четырёх патриархов. Переведены, переплетены в малиновый бархат.

   — Не мне — святейшим! — сказал царь. — Пусть ещё принесут письма Никона.

Палата наполнялась: приезжали бояре, окольничие, думные люди, священство. Наконец явились вселенские патриархи.

Царь объявил:

   — Бывший патриарх Москвы и всея России святейший Никон приехал и по нашему указу стоит на Архангельском подворье. Время ли позвать патриарха?

   — Время, — сказал вселенский судья Паисий.

Смиряя гордеца, избрали вестником не архиепископа, а епископа. Выбор пал на Мефодия Мстиславского, младшего по хиротонии, с ним дружкой поставили архимандрита Саввино-Сторожевского монастыря Варлаама.

Государь спросил судей:

   — Патриарх Никон привёз из Воскресенского монастыря крест, явится на собор с крестом и Евангелием. Так ли ему следует прийти или смиренным образом? Сидеть ли ему на соборе или стоять и где? Если он не сядет или не пойдёт на собор, то что с ним делать?

Святые судьи коротко посовещались и дали такой ответ:

   — Патриарху прийти на собор с чем он хочет. Когда придёт, ему следует мало посидеть, а потом стоять.

   — А место? Где его место? — спросил Алексей Михайлович.

Ответил Макарий:

   — Сидеть ему по правую сторону от тебя, великий государь, на лавке. Если не сядет, то как хочет. Если же по зову на собор не пойдёт, то его следует судить заочно, ибо правило трёх вызовов соблюдено.

Русские архиереи не вполне согласились с кир Паисием и кир Макарием. Митрополит Павел предложил:

   — Пусть Никон идёт на собор скромно, без креста. Если он будет с крестом, перед ним придётся встать. Мы же промеж собой договорились встретить Никона сидя, ибо не достоин почтения.

   — Я согласен! Его надо встретить сидя! — разволновался царь. — Довольно с нас дерзостей и пререканий. Пусть идёт без креста!

Дерзостей и пререканий в Никоне, однако ж, не убыло. Честил царя за своего келейника Шушеру:

   — Царь Божьей милостью! Иисуса Христа через слово поминает, а сам по ночам в пыточной башне сидит. О, бедный Шушерин! Из честного человека клевету клещами тянут.

Стрелецкие полковники отмалчивались, но Никон требовал освободить ни в чём не повинного патриаршего поддьяка.

   — Царь меня хочет съесть! Так вот он я.

   — Не кощунствуй! — предупреждали стрелецкие начальники. — За такие слова простым людям языки режут.

   — Так отрежьте! — высунул язык патриарх. — О, мучитель мой! Когда оставишь меня в покое? Режьте!

   — Сначала ответ царю дай, а там как великий государь прикажет, — ответили полковники.

Бестолковый спор продолжался, но наконец явились Мефодий и Варлаам.

   — Аз готов есмь! — сказал соборным вестникам Никон и обратился к одному из своих монахов: — Марк, возьми крест!

   — Тебе велено идти смиренно! — возразил Мефодий. — Крест оставь.

   — Не могу. Я не простой инок, я — архипастырь. Крест есть христиан похвала.

Вестники отправили гонца к царю, сообщили и полковники о дерзких словах патриарха. Алексей Михайлович тотчас пожаловался собору:

   — Никон бесчестит меня, великого государя, называет мучителем. Я приказал взять под стражу его патриаршего поддьяка Ивана Шушерина. За ним водится много недобрых дел. Это он рассылал тайные письма, в которых Никон всячески меня порочил перед вселенскими патриархами и государями. Отправляясь к нам, на собор, Никон исповедался, причастился, освящался елеем. Ему собор, как смерть.

Патриархи удивились, но, чтобы не раздражать Никона, не затягивать его прихода, разрешили идти с крестом.

Разобранный мост собрали, Никон сел в сани, поехал во дворец.

Вся Москва сбежалась в Кремль. Никона судят! Святейшую грозу, великана Никона! Толпа стояла от моста Архангельского подворья до Красного крыльца.

Никон благословлял, отдаривал добрые клики ласковыми взорами и смиренными поклонами. Ради униженного всё забыли москвичи! Выколотые глаза икон, чуму. Непосильные поборы ради великолепных риз, митр, убранства патриарших палат. Забыли жестокости, забитых до смерти, гонимых мстительно.,. Каков бы ни был гонитель, ныне он — гонимый, судимый, и все его неправды окуплены унижением. Был царю ровня, а нынче псаломщик чином выше.

Женщины плакали, падали на колени, на чистый снежок. Где-то далеко заупокойно, корявенько бил колокол. Видать, треснутый.

106