Страстотерпцы - Страница 109

109

Письмо поднимало вопрос о самозванстве митрополита газского Паисия Лигарида, доставалось и Никите Ивановичу Одоевскому.

— Митрополит и князь, — объяснил судьям Алексей Михайлович, — посланы были в Воскресенский монастырь выговаривать Никону его неправды. Он мои грамоты клал под Евангелие, а газского митрополита всячески позорил, называл лжевладыкой. Митрополит же свидетельствован отцом духовным, и ставленная грамота у него есть.

— Я за обидящего молился, а не клял, — оправдался Никон. — Газскому митрополиту по правилам святой Православной Церкви служить не следует. Он оставил свою епархию, в Москве живёт долгое время. Я слышал от дьякона Агафангела, что Паисий Лигарид иерусалимским патриархом отлучён и проклят. Он и в дьяконы ставлен не патриархом, как говорит, а папой римским.

Кир Макарий возразил:

— Митрополит Паисий ставлен в дьяконы и в попы в Иерусалиме, а не в Риме. Я об этом знаю подлинно.

Спорили о сытинском деле и о деле Зюзина. Алмаз Иванов читал:

— «Которые люди за меня доброе слово молвят или какие письма объявят, те в заточение посланы и мукам преданы. Поддьякон Никита умер в оковах, поп Сысой погублен, строитель Аарон сослан в Соловецкий монастырь...»

— Никита ездил от Никона к Зюзину с ссорными письмами, — оборвал чтеца Алексей Михайлович. — Сидел Никита за караулом и умер своей смертью от болезни. Сысой — ведомый вор и ссорщик — сослан за многие плутовства. Аарон говорил про меня непристойные слова. Допросите, кто был мучен?

— Мне об этом сказывали, — ответил Никон.

— Не надобно верить ссорным речам! — прикрикнул царь на бывшего друга. — Ко вселенским патриархам не надобно ложно писать.

Алмаз Иванов прочитал место об архиереях, поставленных по приказу царя или переведённых с кафедры на кафедру.

— Когда Никон был на патриаршестве, — припомнил мстительно Алексей Михайлович, — он перевёл архиепископа Лаврентия в Казань из Твери. И других с места на место гонял.

— Я нарушал правила по неведенью, — покаялся Никон.

— Ты и сам на Новгородскую митрополию возведён на место живого митрополита Авфония! — ужалил митрополит Питирим.

— Авфоний был без ума! — Никон сверкнул глазами на врага своего. — Господи, чтоб и тебе тоже обезуметь!

Царь принялся ходить от своего места до патриарших, устав от долгого стояния, а чтение продолжалось.

«От сего беззаконного собора, — поминал Никон решения русских архиереев в 1660 году, — перестало на Руси соединение с восточными церквами и от благословения вашего отлучилось. От римских костёлов начаток приняли волями своими».

— Святейшие! Вслушайтесь в сию ложь. Никон нас от благочестивой веры и от благословения святых патриархов отчёл и к католической вере причёл. Назвал всех еретиками! Если бы его письмо до святых вселенских патриархов дошло, то всем православным христианам быть бы под клятвою!

— Чем Русь от соборной церкви отлучилась? — спросил кир Макарий.

— Тем, что Паисий Газский перевёл Питирима из одной митрополии в другую, а на его место поставил другого митрополита. Многих архиереев переводил из епархии в епархию, а ведь он отлучён и проклят патриархом Иерусалима. Да хотя б и не еретик был, на Москве долго быть ему не для чего. Я его митрополитом не почитаю. Ставленной грамоты у него нет. Всякий мужик наденет на себя мантию — так он и митрополит! Я о Лигариде писал Дионисию, а не о православных христианах.

Священство и синклит шумели:

— Он всех нас называл еретиками! Боярина Семена Лукьяновича Стрешнева проклял, боярина князя Никиту Ивановича Одоевского проклял!

— Царицыну родню клял, Милославских!

— Темно уж, господа! — объявили судьи. — Отложим суд на завтра.

— Куда мне прикажете деваться? — спросил Никон.

— Отправляйся на подворье, куда же ещё, — сказал в сердцах Алексей Михайлович. — Всё бы тебе задирать, побоялся бы хоть Господа Бога.

Никон шагнул к царю, поймал-таки глазами глаза.

— Если бы ты Бога боялся, такого бы со мною не делал.

Алексей Михайлович отступил, обошёл Никона. Никон же стоял опустя голову: нескладно сказалось, некрепко.

23

2 декабря было воскресенье. Приехавших с Никоном тридцать человек нужно накормить. О затруднении доложили царю.

Алексей Михайлович отправил Никону и его людям кушанья со своего стола. Начальник стражи, изумлённый царским почтением к подсудимому, пригласил бывшего патриарха в трапезную.

На серебряных подносах стояли серебряные блюда и чаши. Кушанья под шафраном, с заморскими кореньями. Пахло корицей, перцем. Нежно-розовая, как северная заря, серебристая, даже видом богатая сёмга просилась растаять во рту. Лососи, белужья, с черёмуху, икра, огромные пироги; белоснежные, с румянцем, расстегаи, золотая роса на прозрачной дымящейся ухе из стерлядок.

Казалось, Никон что-то высматривает среди кушаний. Он и впрямь озирал блюдо за блюдом, вспоминал, когда какое пришлось отведать. Одно — в патриархах, другое — в митрополитах. Сёмгу отведал тоже позднёхонько, уже в другой жизни, когда перемерли дети, когда расстался с женой, уговорив принять постриг... На Соловках побаловали. А уж всласть-то кушал сёмужку в Кожозерском монастыре, в игуменах.

— Изволь, патриарх, отобедать, — пригласил Никона царский стольник.

Никон сильно вздрогнул. Повёл рукою, отстраняя искушение, трижды перекрестился:

— Возвратитесь с присланным к пославшим вас. Скажите, Никон этого не требовал. Просил дать свободу, чтобы можно было выходить с Лыкова двора и сюда приходить, приносить нужное в пищу.

109