Страстотерпцы - Страница 167

167

На проводах Ордин-Нащокина та же дурость. Отказался быть почётным приставом у оберегателя большой царской печати и посольских дел стольник Матвей Степанович Пушкин.

Алексей Михайлович указал отвести Пушкина в тюрьму, но тотчас отпустить, велеть явиться на Красное крыльцо для проводов великого посольства.

Пушкин указа не исполнил, сказал Башмакову:

— Нащокин передо мной человек неродословный, молодой. Не могу я иначе службу государю служить. Зело болен.

Ложка дёгтя не испортила бочки мёда. Проводы получились величавыми.

Великий государь со всем синклитом, с духовенством, с патриархом Макарием по правую руку, со святейшим Иоасафом по левую провожал Афанасия Лаврентьевича, великого посла, от Успенского собора за Тверские ворота до Страстного монастыря Пресвятой Богородицы.

Патриархи совершили молебствие. Государь облобызал на прощание Афанасия Лаврентьевича, подвёл к патриархам и, кланяясь, просил ежедневных молитв, чтоб дело, за которым отправляется оберегатель посольских дел, совершилось во славу Троицы, ради радости православных христиан и на посрамление варварских племён.

— Святейшие предстоятели наши! — воскликнул Алексей Михайлович, подводя к патриархам и другого посла, Ивана Афанасьевича Желябужского, а за ним дьяка Горохова, — Благословите сподвижников боярина Афанасия Лаврентьевича, ибо едут совершить деяние, какого в России испокон веку не бывало.

Патриархи вручили послу чудотворный образ Спаса Нерукотворного, а государь, приняв от Иоасафа икону Пречистой Богородицы Путеводительницы, благословил ею Афанасия Лаврентьевича и послов и сказал им последнее напутствие:

— Давно ли мы встречали сию икону здесь, на этом месте? Потеряна была Путеводительница наша в бою князем Иваном Андреевичем Хованским, обретена же мирно, посольским деянием. Пусть же не меч, но слово да любовь станут отныне оружием нашего царского величества. Ступайте и совершите.

А потом придвинулся к Афанасию Лаврентьевичу и шепнул:

— Семян добрых не забудь приглядеть. Дивные растения увидишь — денег не жалей. Привези.

Под колокольный звон двинулось посольство по Смоленской дороге. Посол ехал верхом, не оборачиваясь, дабы не спугнуть счастья. Улыбался, вспоминая последнюю напутственную просьбу самодержца.

13

Ордин-Нащокин с благословения патриархов отправился на запад искать для царя Алексея Михайловича мир и жизнь, а на юге царства, на православной Украине, торжествовали война и смерть.

Митрополит киевский Иосиф Тукальский много раз в тайных письмах предлагал Ивану Мартыновичу Брюховецкому булаву всей Украины. Дорошенко-де ради единения казацких сил готов сложить клейноды власти, уступить истинному гетману столицу Богдана Хмельницкого казачий город Чигирин.

Но стоило Ивану Мартыновичу сделать дело — побить московских воевод, растоптать доверие русского царя, как от Дорошенко приехал сотник не с бунчуком и булавой и даже не с грамотой — с наскоро нацарапанной цидулкой: привези булаву, поклонись, получишь по смерть Гадяч с пригородами, а не то...

Брюховецкий чуть не помер от ярости: надули! Митрополит надул. Шпионы доносили: левобережные полковники, свои, ненавидя гетмана за его боярство, а теперь за поклоны султану, готовы перейти к Дорошенко. Не раз перекрестился Иван Мартынович, что успел приобрести дружбу запорожцев. Во все города были посланы отряды сечевиков с правом быть в этих городах хозяевами.

Ободрили татары. В Гадяч для принятия присяги падишаху Магомету IV явился с сильным отрядом крымских татары мурза Челибей.

Челибей поднёс гетману халат и саблю. Брюховецкий одарил мурзу рыдваном с упряжкой лошадей, двумя персидскими коврами, двумя русскими девками.

Челибею подарки понравились, но затребовал заплатить за будущую службу своему отряду. На семь тысяч золотых червонцев раскошелился Иван Мартынович. Купил у татар защиту от Дорошенко и от русских.

А русские наседали, возвращали город за городом. Жители приходу московских воевод радовались, запорожцы вели себя со своими кровными единоверцами хуже татар.

Держал Брюховецкий совет с Челибеем, с полковниками запорожцев Чугуем, Сохой, Бороной. Решили собрать войско, чтобы изгнать русских воевод.

К жене своей, к княгине Долгорукой, Иван Мартынович выказывал во дни своей измены всяческое презрение: угождал запорожцам.

Перед походом затосковал, пришёл к супруге попрощаться, повиниться.

— Прости меня, Богом данная! Быть гетманом — не быть хозяином своей жизни. В Москве царю угождал, нынче перед турками спину гну, перед казацкой чернью. Благослови меня, жена, на ратное дело.

— Против русских?

— Да хоть и против русских! Что тебе до них? Ты — моя половина.

— Бог тебе судья, Иван Мартынович, — сказала княгиня. — Не о победе твоей, твои победы все позади, о тебе молиться буду. Господь даст, не сделаешь меня вдовою.

Сняла с себя золотой крестик, надела на Ивана Мартыновича.

— Да убережёт тебя твоя вера!

Войско гетмана и Челибея, не пройдя ста вёрст, расположилось лагерем близ Диканьки на Сербином поле. Здесь Иван Мартынович решил подождать своих полковников.

Вдруг вместо полковников явились посланцы Дорошенко — десять сотников. Сказ их был короток:

— Положи, гетман, булаву, знамя, бунчук. Отдай пушки да и ступай себе в Гадяч или на все четыре стороны.

Брюховецкий приказал заковать сотников в цепи, гнать в Гадяч пешком.

167