Страстотерпцы - Страница 114

114

— Виновен и грешен.

Вторая статья гласила: «Никон, хотя и притворным смирением, удалился в монастырь будто бы на безмолвие, на покаяние, на оплакивание грехов, но там, вопреки второму правилу Собора, бывшему во храме Святой Софии, совершал всё архиерейское и рукополагал невозбранно...»

— Кто же меня мог возбранить, если я воистину не отрекался от сана! — крикнул Никон, но ему не ответили.

«...и назвал свой монастырь Новым Иерусалимом и разные места в нём Голгофою, Вифлеемом, Иорданом, как бы глумясь над священными названиями, а себя хищнически величал патриархом Нового Иерусалима».

Третья и четвёртая статьи были короткие:

«Хотя оставил кафедру, но коварно не допускал быть на ней иному патриарху. Царь, понимая лукавство, не осмеливался возвести нового, чтоб не было два патриарха да не явится разногласие. Потому и приглашены восточные патриархи».

«Анафемствовал местных архиереев без расследования и соборного решения и двух архиереев, от царя, назвал — одного Анною, другого — Каифою, а двух царских бояр — Иродом и Пилатом».

— Что сие?! — воскликнул Никон. — Откуда взялось такое чтиво?

— Молчи! — потребовал кир Паисий.

— Но это подлог! На соборе мне зачитывали другие статьи.

Иоанн и Иларион продолжали чтение:

— «Когда был призван нами, патриархами, на собор по обычаю церковному, дать ответ против обвинений, то пришёл не смиренным обычаем, и не переставал нас, патриархов, порицать, говоря...»

— Я и теперь вас порицаю, ибо вы не патриархи, а самозванцы. В Антиохии и в Александрии другие архиереи, истинные... Пусть истинные меня и судят, а не купленные за золото.

— Читайте постановление дальше! — приказал кир Паисий.

— «Не переставал порицать нас, патриархов, — повторили чтецы, — говоря, что мы не владеем своими древними престолами...»

— Не владеете! — крикнул Никон.

— «... но скитаемся вне своих епархий, один в Египте, другой в Дамаске».

— Так ведь скитаетесь!

— «Наши суждения, изложенные в свитке четырёх патриархов, назвал баснями и враками. Отвергал вопреки архиерейской присяге правила всех поместных соборов, бывших в Православной Церкви после седьмого вселенского собора...»

— Как языки у вас не поотсыхают! — снова осерчал Никон. — Навет на навете! Я не признаю одного тринадцатого правила в изложении греческого номоканона.

— Читайте! — потребовал кир Паисий.

— «...а наши греческие правила с великим бесстыдством именовал еретическими потому только, что они напечатаны в западных странах. В грамотах к четырём восточным патриархам, попавших в руки царя, писал, будто христианнейший самодержец Алексей Михайлович есть латиномудреннейший...»

— Врёте!

— «...латиномудреннейший мучитель, обидчик, Иеровоам и Осия».

— Иеровоам начинал царствовать, как ангел, а кончил, как бес. В гроб сошёл, поражённый рукой Бога!

— Что ты кричишь непристойности, Никон? — обратился к низвергаемому кир Макарий. — Не старайся! Ты не в силах ухудшить своего положения. Слишком добрый у тебя государь.

— «Уподоблял его Иеровоаму и Осии, — продолжали чтецы. — Говорил, что синклит и вся Русская Церковь приклонилась к латинским догматам. Но порицающий стадо, ему вручённое, не пастырь, а наёмник. Архиерея один сам собою низверг. По низложению с Павла, епископа коломенского, мантию снял и предал на лютое биение. Архиерей этот сошёл с ума и погиб безвестно, зверями ли заеден, или в воде утонул, или другим каким-нибудь образом погиб».

— Сожжён! — крикнул Никон — Всё собрали! Все мои вины запечатлели перед вечностью. Как же ты сладко пел, друг мой Иларион! Недаром я тебя, земляка, ценил и поднимал. Сколько серебреников заработал на мне? Уж не тридцать ли? Помнил бы, что с Иудой сталось.

— Это ты помни! Не великому государю, тебе надо страшиться судьбы Иеровоама!

— Довольно распрей! — приказал вселенский судья кир Паисий. — Огласите заключительную статью.

Иоанн и Иларион с ещё большим воодушевлением возгласили:

— «Мы, патриархи святых градов Александрии и Антиохии, весь освящённый собор на основании канонов святых апостолов и святых соборов вселенских и поместных совершенно извергли его от архиерейского сана и лишили священства, да вменяется и именуется отныне простым монахом Никоном, а не патриархом московским, и определили назначить ему местопребывание до конца его жизни в какой-нибудь древней обители, чтобы он там мог в совершенном безмолвии оплакивать свои грехи».

— Вон как судьбами распоряжаются! — Никон потряс головой и засмеялся.

На это его хватило.

— Приступим к обряду низвержения из патриаршего сана, из благодати архиерейства! — сказал кир Паисий. — Никон, сними клобук.

— Я клобук принял не по своей воле, по настоянию государя в присутствии бояр и народа... Если я повинен в чём-то и осуждения достоин, то почему вы творите надо мной расправу тайно, как тати? Пойдёмте в соборную церковь, если вам нечего скрывать и страшиться, там и делайте со мною что хотите.

— Там или здесь, всё едино! — возразил кир Макарий. — Мы исполняем волю собора и государя. А что царского величества здесь нет, в этом его вина.

Кир Паисий подошёл к Никону и сбросил с него чёрный клобук с серафимами. Глянул кругом, поманил к себе греческого монаха, снял с него простой клобук, водрузил на голову низвергнутого. Отошёл было, но спохватился, вернулся, снимая богатую панагию, приговаривал:

114