Страстотерпцы - Страница 169

169

Следующую остановку Макарий сделал в Симоновом монастыре. Получил икону, обложенную серебром, десять ефимков, богатый корм. Ночевал и молился в Данилове монастыре — получил икону, хлеб и наконец-то поплыл из Москвы под парусом и на вёслах.

9 июня струги патриарха пристали в селе Коломенском. Здесь была служба и новые дары от государя — восемь сороков соболей ценой в четыреста ефимков.

Полнилась казна Макария и дальше. В Никольском монастыре на Угреше со святейшим простились патриархи Иоасаф и Паисий. От игумена Макарий получил икону в серебре, хлеб, свежего осётра. В Коломне епископ пожертвовал антиохийцам серебряный золочёный кубок, икону в серебряной ризе, вишнёвую камку, зелёный атлас, пять золотых, а жители города подарили иконы, хлеб, вино, яства. Голутвинский игумен дал Макарию икону в серебряном окладе да пять ефимков. В Рязани от архиепископа Илариона казна Макария пополнилась образом в серебре, чётками, золочёным кубком, лазоревым атласом, зелёной камкой, пятьюдесятью золотыми, связкой соболей да обитыми золочёной кожей креслами. Рязанцы дали патриарху водки, пива, мёду да земляники.

Господи, хорошо получать!

Да не благословило небо деяний Макария в Москве. Уже в Астрахани просил святейший Алексея Михайловича возместить убытки, понесённые в дороге. В те поры лукавил, но русский царь от просьбы не отмахнулся, не отмолчался. Сообщил Макарию: в казне пустота, деньги розданы войску, пошли на выкуп пленных. «Однако ж мы, великий государь наше царское величество, с христианского нашего государского милосердия, — писал царь своей рукою, — послали к вашего блаженству нашей царского величества милостыни триста золотых червонных да соболей на семьсот рублёв».

Щедро заплатил Алексей Михайлович за низвержение патриарха Никона, за проклятие староверов.

Надеялся обрести мир в Церкви и в царстве, но суд восточных патриархов будто копьём пронзил православное царство, разболелась русская душа — раскололась. Кто за правду стоял, за нерушимую святость отеческих преданий — тот остался в дураках. Умных да сметливых в сто раз больше. Но «умные» свою награду получили полной мерою.

Был Макарий, патриарх антиохийский, зело умён, а потому и вельми угоден царю земному, ибо, думая о мзде, потакал всем неправдам. Увы! Увы! Небесный царь к потатчикам кривды немилостив.

Богатство, вывезенное Макарием из России, пошло прахом.

15

А Никон всё тешил себя водружением каменных да деревянных резных крестов. Сообщал земле, небу и всякому прохожему человеку: здесь оно, место заточения Никона, Божиею милостью патриарха. Здесь он, неправедно низверженный. Бога молит.

В первый год жизни в Ферапонтове опальный властелин не желал знать, что это за земля, что это за вода кругом, ожидал перемены. Уповал на отходчивое сердце Алексея Михайловича. Но царь, получив из Ферапонтова желанное прощение и благословение, оставил всё, как есть. Тогда Никон посмотрел вокруг себя, и земля, которую он называл с тоскою Белоозерщиной и которую вознелюбил ещё по дороге сюда, показалась ему дивным творением Господа.

Теперь Никон знал: озеро перед монастырём, на котором вырос его рукотворный крестообразный остров, вовсе не Белоозеро, а Бородавское. Позади монастыря ещё одно — Павское.

Трудно смиряясь с судьбою, признал-таки, что монастырь, поставленный отшельником Ферапонтом двести семьдесят лет тому назад, одетый в камень стараниями преподобного игумена Мартиниана и его преемников, благолепен красотою храмов, а росписями, пожалуй, не знает себе равных. Хороша была Благовещенская церковь, высокая, с тремя ярусами кокошников, с удивительно соразмерным, хотя тоже очень высоким, барабаном, ребристым куполом, над которым была ещё и маковка, державшая крест. Как ни сопротивлялся ум, душа поборола неприязнь к темнице и признала сию темницу истинным светом. Старейший собор во имя Рождества Богородицы, поставленный в 1490 году по благословению ростовского архиепископа Иоасафа Оболенского, был первой каменной постройкой на Ферапонтовой горе. Храм поднимался к небу ярусами. Вид его был испорчен пристроенными галереями, ризничной палатой, церковью Мартиниана, но смотрелся стройно — корабль, плывущий по небесам.

Расписал Рождественский собор дивный Дионисий с сыновьями Феодосием, Владимиром, с иконниками старцами Паисием, Митрофаном, Мисаилом Коником, Иваном Дермой да племянниками Иосифа Волоцкого Досифеем и Вассианом, будущими архиепископами.

Монастырский народ рано поднимается, братская молитва возносится ко Господу ещё затемно, до солнца.

Никон полюбил приходить в храм Рождества, когда было в нём пусто.

Дивное духовное созерцание жизни Пресвятой Богородицы начиналось с паперти. По обе стороны портала на драгоценной сине-голубой лазури стояли два золотых ангела. По левую руку грозный воин с мечом, с хартией, по правую — молитвенно склонённый, пишущий в столбец имена входящих в Дом Господа и Матери Его.

Над дверьми роспись делилась надвое стрелою портальной арки. Слева — ложе матери Девы Марии праведной Анны. Рядом с нею праведный Иоаким. Служанка, подносящая воду, четверо других служанок, купающих новорождённую Марию. Справа умилительная сцена ласкания родителями сладко спящей дочери.

Чаша сердца переполнялась любовью к младенчеству Марии, ко всем младенцам мира, в душе поднимались, трепетали дивные всполохи воспоминаний, уже таких неясных, таких счастливых, о своём младенчестве.

Половину грехов прощает Бог человеку, когда просыпается в человеке дитя.

169