Страстотерпцы - Страница 189

К оглавлению

189

   — Какие ягоды, с райское яблоко! — изумился Алексей Михайлович.

   — Это Наталья Кирилловна с Авдотьей Григорьевной расстарались. У нас растёт, на грядках.

   — Откуда завод?

   — Откуда, Наталья Кирилловна? — спросил воспитанницу Артамон Сергеевич. — Ты уж расскажи государю.

   — На Кукуе брали. У немцев.

   — Вы на развод-то мне не пожалуете? — спросил государь, беря из лукошка ягоду. — Пахуче, благоуханно. Сладко.

Взял самую большую, самую тёмную, поднёс Наталье Кирилловне. Глаза у девушки — будь птичками, так бы и упорхнули, но куда денешься, вытянула губки, раскрыла ротик, а зубы!., бают: жемчуг — жемчуг и есть.

Два дня не было государя в Артамоновой «избушке». Приехал радостью поделиться: воротились из-за моря посланцы, привезли от турецкого султана Мухаммеда грамоту — просьба великого московского царя исполнена, патриарший престол в Александрии для святейшего Паисия, за которого ходатайствовал православный царь, свободен.

   — Слушают меня! — похвастался Алексей Михайлович. — Зело слушают.

Одно было нехорошо: турецкий султан, откликаясь на просьбу московского царя, отправил наместнику Египта Ибрагиму-паше фирман с повелением ограбить александрийского патриарха Иоакима, ограбивши, схватить и сослать.

   — И ведь ограбили! — переходя на шёпот, поделился тайной Алексей Михайлович.

   — Ограбить и сослать патриарха султану по силе, — изобразил недоумение Матвеев, — но у него нет власти низвергнуть святейшего из сана.

   — Всё устроено по правилу, по закону, — сказал Алексей Михайлович. — Грамоту о смещении дал константинопольский патриарх Мефодий. Грамоту о постановлении Паисия посланцы тоже привезли... Теперь нет на мне греха... Оба святейших, Макарий да Паисий, истинные патриархи. Пусть Никон да пустобрёхи соловецкие, пустозерские, вязниковские прикусят злые свои языки.

Соколом глянул, улыбнулся царю Артамон Сергеевич, а про себя подумал: со смертью Марии Ильиничны иные времена грядут. У старой веры заступников в царском доме не осталось. Разве что Ирина Михайловна?

Алексей Михайлович, рассказав о делах патриарха Паисия, стал вдруг робок, взглядывал на Артамона Сергеевича, вздыхая.

   — А ведь я к тебе просителем, не дашь ли ягод... кустов десять?

   — Да хоть всю грядку бери. Надо, наверное, ждать, когда ягоды сойдут.

   — Чего ждать! — обрадовался Алексей Михайлович. — Коли грядку выкопать — корней не потревожим. Я дынями отдарюсь. У меня дыни шамаханские, пудовые.

Увёз всю грядку в Измайлово. Место для ягод указал возле дома, на припёке. Попы, измайловский Алексей, семёновский Михаил, отслужили молебен, землю окропили святой водой и водой-омовенкой, коей омывали ноги нищих Великим постом.

Был день Федула и Боголюбской иконы Божией Матери — великой святыни. По благословению Пречистой построено Боголюбово и церковь Рождества, сама земля Владимирская да Суздальская поднялась в силе и славе заступничеством Царицы Небесной.

День был светлый. Летали тёплые ветерки, морщили воду на зеркалах Измайловских прудов. Прудов было сорок. Алексей Михайлович пошёл к Тутовому, поглядеть, хорош ли прирост у саженцев. Царя сопровождал садовник Фалентин.

   — А что это? — удивился государь на сооружение из прозрачной слюды и стекла.

   — Подарок вашему величеству, — поклонился Фалентин.

Алексей Михайлович не терпел, чтобы что-то строилось без его ведома. Зашагал к прозрачной избе решительно и грозно.

Дверца была узкая, втискиваться пришлось боком. Государь бешеными глазами полоснул по садовнику, а в избе... притих. Три розовых деревца были сплошь покрыты нежно-розовыми цветами. Парной воздух гудел, звенел... То работали пчёлы. В дальнем углу стоял улей.

   — Что это? — спросил Алексей Михайлович.

   — Персики, — объяснил Фалентин. — Если Господь будет милостив, через два месяца отведаете плодов благословенного юга.

   — Цветут дивно! — царь посмотрел на Фалентина благодарно. — Ты уж постарайся.

И перед глазами явилась Наталья Кирилловна.

«Поднесу-ка ей блюдо с персиками за ягодки-то! Вот уж порозовеет!»

   — Где государь?! — раздались тревожные клики в саду.

   — Кому это я так надобен? — недовольно нахмурился Алексей Михайлович, протискиваясь в дверь.

От Тутового пруда к нему бежал Фёдор Михайлович Ртищев.

Государь двинулся навстречу, сначала тишком, а потом трусцой.

   — Что?! Федя?!

   — Симеон помирает.

Искры сыпались из-под колёс, так мчался государь в Москву. И не поспел. Холодный был сынок. Как лёд холодный. Чуждый жизни.

Всего-то слезинку уронил Алексей Михайлович, а небо прохудилось.

Дождь пошёл в сумерках. И наутро был дождь, и через неделю дождь, и через месяц.

Отпевал царевича александрийский патриарх Паисий. Вскоре его отпустили домой. Царь подарил ему девять тысяч рублей, много икон, церковной утвари.

Получил награду за соборные деяния, за верность государю архиепископ рязанский Иларион. Патриарх Иоасаф возвёл его в сан митрополита.

Младшие сподвижники Никона, такого ненужного, неприемлемого в Москве, становились столпами нового православия, а старое тоже было живо.

23


На Соловках шёл дождь со снегом. В монастыре знали: Волохов ожидает погоды. Войско его увеличилось втрое.

Перед игуменом Никанором лежала роспись этого войска: сто пятьдесят семь двинских стрельцов, сто двадцать пять соловецко-сумских, пятеро московских.

189