Страстотерпцы - Страница 68

— Селиверст, ты меня исповедуешь! Преклоняю перед тобою мою главу, ибо не я, а ты был первым у старца Капитона, ты претерпел заточение в царской темнице и вызволен из плена у никониан промыслом Исуса Христа. Мне пристойно исповедаться пред тобой, Селиверст. Внемли: мертва наука академии — жива простота старца Капитона. Не Лютер — великий пророк — духовник мой, безвестный Капитон. Старец праведный Корнилий, радея о чистоте веры, разбил зажжённое кадило о голову попа-отступника. Я же готов собственную голову разбить о кадило, лишь бы услужить Господу. Не я уложил отрока Степана во гроб — сам попросился. Мне же послано терпеть плач ослабевших духом.

Подступили братья к Селиверсту, смотрели ему в глаза, ожидая, что скажет. Но старец молчал. Тогда братья сняли с себя пояса, повалили лютого Вавилу на пол, повязали. Вынули бедных людей из тьмы на свет Божий, распеленали, напоили водой, покормили понемногу щами.

Взяли хлеб, лук, топор да кочергу и, поклонясь Селиверсту, пошли прочь из скита и увидели, что и Селиверст поспешает за ними.

13

27 декабря на озеро Кшару пожаловал стрелецкий голова Аврам Лопухин с двумя сотнями служилых людей. Путный ключник города Ярополча Андрей Пекин в тот же день проведал скиты на озере Юхре.

По дороге через лес стрельцы Лопухина поймали крестьянина с книгой. Допросили. Крестьянин не запирался: был в скиту на Кшаре, у отца своего Якушки Кузнеца. Книгу — «Толковое Евангелие» — дали ему отнести в деревню Пострекалово Ерёмке Змееву. Обмолвился: отец его, Якушка, в норе живёт.

Для двух сотен жидкий тын Вавилова скита — не большая преграда. Ради пущей острастки зажгли, сделали три пролома, хоть никто стрельцам не перечил. А вот когда подступили к большой избе — в стрельцов полетели стрелы.

— Секи двери! — приказал Лопухин.

Стрельцы взялись за топоры, а лютые чернецы давай стрельцов рогатинами пихать. Пятидесятник Федька Яковлев заматерился на отступивших. Пальнул из пищали, выхватил у стрельца топор, побежал дверь громить да и повалился. Глядят стрельцы, а в груди начальника стрела торчит. Глубоко вошла. Подбежали — не дышит.

Озлились стрельцы, решили из пушки палить, но тут из-под крыши малой избы дым повалил.

— Тащите их вон, погорят! — закричал стрельцам Лопухин.

Стрельцы дверь сорвали, а на них, как змей, пламя. Потом узнали: три крестьянских семьи сгорело, семнадцать человек.

— Ах, они жечь себя! — рассвирепел Лопухин. — Так и мы их сожжём!

Навели-таки на большую избу малую пушку, тюфячок. Бахнули — от двери только щепки остались.

Взяли Вавилу, чернецов, белиц. Из нор затворников повыкурили.

Андрей Пекин тоже со своим делом управился.

Привезли пойманных капитоновцев в Вязники. В тюрьме места нет, по крестьянским избам поставили. Думали, за чей счёт кормить столько людей, а они еды не принимают, лежмя лежат и безмолвствуют. Архимандрит свияжский Антоний пришёл для благословения и опознания, но никто у него не благословился. От икон крестьянских отворачивались, молились только на свои, скитские.

29 декабря 1665 года стрелецкий голова Аврамко Лопухин послал в Приказ тайных дел отписку о поимке раскольников.

«И те государь люди, — писал Лопухин, — из изб рогатинами и из луков стреляли и застрелили моево приказу пятидесятника Федьку Яковлева под левую титьку. А стрелы государь их и железца у стрел их дело воровское, а не мастерское. А у старца жил мальчик лет пятнадцати Стёпкою зовут из Суздаля, а сказал мне холопу твоему, которые-де живут на озере Кшеве, те-де к себе подговаривают на двор и в пустыню и морят-де до смерти... А я холоп твой по лесам и по болотам со стрельцами ездил и из деревень мужиков проводников беру, и мужики государь, ведая те кельи, не скажут про них. И я холоп твой бью, а что выбью, то и укажут. А жёг государь я пустынь, келей с тридцать в лесах злых за болоты... А хлеба государь старцы и старицы и девки и мирские люди нихто не ест».

Две недели шастали по лесам за Клязьмой, забираясь и в Нижегородские леса, команды Лопухина и Матвеева.

11 января боярин Прозоровский послал в Приказ тайных дел заключительную отписку:

«Полковник и голова стрелецкий Аврам Лопухин мне холопу твоему сказал, что сыскал он в лесах под Вязниками и в иных местах восемь человек чернецов, двадцать пять черниц, пятнадцать человек бельцов, четыре девки, всего пятьдесят два человека и в том государь числе два человека наставников Вавило да Леонид... А в распросе чернец Вавило мне холопу твоему говорил: кто-де переменяет Божественное Писание, тот предтеча и антихрист. Церковь-де ныне не в церковь, святители не в святители, а иные государь непристойные и страшные речи он говорил, чего и писать невозможно. И я холоп твой ему Вавиле говорил, что он говорит вне ума своего, прельщением дьявольским и велел ему крестное знамение положить на себя по достоинству. И он Вавила про крестное целование говорил непристойные речи и плевал».

Другой наставник Леонид оказался на расправу жидковат. Покаялся, крестное знамение клал, как приказывали, Вавилу уговаривал, но тот и дыбу стерпел, и пытку огнём.

Не добившись покаяния, Прозоровский обвинил железом повитого старца в злохульных и непристойных речах и велел сжечь. Поставили в Вязниках сруб, согнали людей, сожгли еретика. Огнекрылые серафимы отнесли к Господу душу Вавилы на Суд, куда ему идти. Жестоко с жестоким обошлись царские слуги, а по людским суждениям — поделом получил.

Чернец Леонид на допросах показал: Вавила сестру Леонидову, сына и тёщу и многих иных, которые в лес приходили, запирал в кельи и морил голодом до смерти.